Лейомиосаркома — это очень жестокое заболевание, которое «съедает» заболевшего в течении полугода. Выживших практически нет. Лейомиосаркома — это парализация, это судороги до потери сознания, это бесконечные нестерпимые боли, это жизнь без сна, жизнь на препаратах и в инвалидном кресле с периодической химиотерапией, которая превращает тебя в «овощ».

Мне предложили операцию в Новосибирске, но гарантировать результат не могли. Естественно, этот вариант меня не устроил. Когда я вернулась в Кемерово, в местной больнице мне сказали, что я проживу максимум три месяца, «готовьте родственников», потому что у меня последняя стадия рака, врачи помочь не могут. Тогда я стала искать варианты лечения за границей и решила поехать в Израиль.

Там пришлось сдавать все анализы заново., Мне был поставлен диагноз — лейомиосаркома мягких тканей. К этому моменту я уже была парализована и передвигалась на инвалидной коляске. Принимала максимальные дозы наркотических препаратов, чтобы хоть как-то облегчить боль, чтобы двигать руками, чтобы быть способной соображать. В Израиле мне делали химиотерапию и лучевую терапию, и каждый раз, когда я уезжала на лечение туда, я думала, что больше не увижу свою дочь, ей тогда было 11 лет. Я помню, как накануне одного таких отъездов я ее уложила, а потом, когда она уснула, долго рыдала рядом в подушку, чтобы она не слышала. Каждый свой приезд оттуда я воспринимала как последний.

После лечения я начала ходить, но в остальном мое состояние мало изменилось. В какой-то момент мне предложили оперироваться, но той суммы, которая была необходила для операции, у меня не было. И в этот момент я узнала о существовании онкологического центра Sofia в клинике АО «Медицина».

Специалисты предложили мне курс химиотерапии. Вживили катетер в область ключицы, подключали к нему бутылки с препаратами, и я так ходила по четверо суток. У меня было три таких курса с перерывом на две недели после каждого. Они были нужны, чтобы подготовить меня к лучевой терапии. Те опухоли, которые у меня были в мягких тканях, позволялось облучать по стандартному протоколу, но его невозможно было использовать для опухоли, которая вплотную соприкасалась с нервными корешками позвоночника. Чтобы провести эту процедуру, врачи АО «Медицина» написали целую программу совместно со специалистами из Германии, которые консультируют клинику в особенно сложных случаях. В моем случае советовались с профессором Гансом Шмолем, ведущим европейским онкологом и директором онкогематологическиой клиники университета Мартина Лютера в Германии. Меня записали к нему на прием, и у меня была не просто консультация, а целый консилиум. В результате удалось создать схему, которая позволяла облучать опухоль по кругу очень малой дозой.

После облучения метастазы уменьшились в два раза. Потом, когда я приехала на следующее плановое обследование через три месяца, все были в шоке — метастазы продолжали сжиматься, а какие-то совсем исчезли. И где-то за год появилась надежда, что я буду жить. Сейчас я нахожусь в ремиссии уже четыре года. В какой-то момент врачи сказали мне, что онкология — это как диабет, только надо найти правильную таблетку. С онкологией можно жить, просто большинство людей не понимают, как правильно лечиться, это раз, и два — люди считают, что онкология — значит смерть. Это не так — нужно следить за состоянием организма, правильно питаться, двигаться, и тогда даже с этим диагнозом ты сможешь жить дальше.