«Превосходят лучшие экспрессы Европы»

Самая русская из всех русских железных дорог

10 ноября 1893 года на заседании Комитета Сибирской железной дороги его председатель — наследник престола великий князь Николай Александрович указал, что нужно всемерно стремиться к тому, чтобы Транссибирская магистраль, «это великое народное дело», «была осуществлена русскими людьми и из русских материалов». Но проект самой длинной дороги страны и до, и после этого повеления мог по праву считаться плотью от плоти русской жизни во всех ее проявлениях и особенностях.

«Не могли встретить достаточного сочувствия»

«Кто читает постоянно петербургские газеты, тот должен был обратить внимание, что эта всегда равнодушная ко многим крайне важным, но чисто местным сибирским вопросам и интересам печать вдруг прониклась глубоким вниманием к нашему далекому краю, к его своеобразной жизни, а в частности к своевременности и возможности построить, наконец, в Сибири железную дорогу», — писал в 1889 году томский присяжный поверенный и издатель В. П. Картамышев.

Вот только статьи о строительстве железной дороги через Сибирь публиковали не только петербургские, но и московские газеты, а также издания в некоторых крупных губернских городах. Причем на протяжении многих лет, а точнее десятилетий.

Самое примечательное заключалось в том, что с идеей сооружения железнодорожной трассы в Сибирь и далее к Тихому океану вроде бы соглашались абсолютно все. Но вопросы, когда, как, по какому маршруту, кем будет строиться линия и на какие средства, вызывали ожесточенные дискуссии. А начались разногласия вскоре после появления первых проектов транссибирской дороги в 1857 году.

Самым первым принято считать достаточно скромный по масштабам план строительства, который позволял решить серьезную проблему на самой дальней, тихоокеанской, окраине России. Вход в устье реки Амур — главной транспортной артерии края — был сочтен крайне неудобным для захода в реку более или менее крупных судов. И в 1857 году генерал-губернатор Восточной Сибири генерал-адъютант Н. Н. Муравьев (графом Амурским он стал в следующем году) отправил военного инженера штабс-капитана Д. И. Романова в те места для поиска маршрута, по которому могла быть проложена дорога от удобного для постройки порта на берегу Японского моря залива-Де-Кастри до мыса Джой на берегу Амура, где грузы можно было перегрузить на речной транспорт.

«Явилось предположение провести новый торговый путь от р. Амура к побережью Японского моря» (на фото — поисковая партия, 1860-е годы)

Штабс-капитан наметил маршрут, пригодный как для перевозок повозками, так и для прокладки железной дороги. И, прибыв в следующем году в Санкт-Петербург, представил проект и опубликовал о нем брошюру, где предлагал отдать строительство железной дороги в руки частной компании, предоставив ей бесплатные материалы для строительства, 5 тыс. рабочих за счет казны и передав ей в дар «в виде изъятия из общего правила, в собственность 100.000 десятин земли по обе стороны дороги». Кроме того, компания должна была получить право на эксплуатацию построенной ею дороги на 99 лет.

Были ли сформулированные условия плодом собственных размышлений военного инженера, понимавшего, что после неудачной и затратной Крымской войны 1853–1856 годов в казне вряд ли найдутся средства на постройку, или их авторами стали желавшие осуществить проект с большой выгодой для себя предприниматели, осталось неизвестным. Но у причастных к рассмотрению проекта представителей правительства появились сомнения и подозрения. И, несмотря на активную поддержку идеи строительства дороги со стороны графа Муравьева-Амурского, «предположения эти не могли встретить достаточного сочувствия среди представителей центрального управления».

Самым печальным результатом рассмотрения проекта Д. И. Романова стало то, что правительственные чины начали относиться с изрядной долей скепсиса ко всем предложениям о железных дорогах за Уралом.

«Поступило от иностранных предпринимателей несколько предложений провести сплошной рельсовый путь через азиатские владения России»

«В литературе появилось много возражений»

Не способствовали повышению доверия к сибирским железнодорожным проектам и следующие предложения, поступавшие на рассмотрение Главного управления путей сообщения. Так, английский проект постройки железной дороги на конной тяге от Нижнего Новгорода через Казань и Пермь к Уралу и далее к Тихому океану, представленный в 1857 году, был составлен человеком, имевшим лишь самые приблизительные представления о сложности предстоящих работ и климате Сибири. При этом проектант настаивал на твердом гарантировании российским правительством доходов будущих акционеров. И в 1858 году получил вежливый отказ от главноуправляющего путей сообщения генерала от инфантерии К. В. Чевкина.

Поданный одновременно с английским американский проект постройки трассы от Иркутска до Читы выглядел более приземленным. Но требуемые для его осуществления 40 млн руб. предполагалось собрать, выпустив акции, которые предстояло распространить среди сибирских купцов. К сомнениям в том, что «их степенства» удастся привлечь к финансированию строительства, прибавлялась уверенность в том, что выбранный автором проекта способ обеспечения стройки 20 тыс. рабочих — найм их в России, где продолжало действовать крепостное право, и в других странах — не принесет нужного результата. Так что последовал очередной отказ.

«Заявления вызвали оживленный обмен мнениями в периодической печати обеих столиц» (на фото — продавец газет с покупателем)

Однако предлагались все новые и новые проекты транссибирской трассы, а при их рассмотрении неожиданно возникло новое обстоятельство, о котором в описании магистрали, подготовленном много позднее Департаментом торговли и мануфактур Министерства финансов, говорилось:

«Вопрос о Сибирской железной дороге живо интересовал правительство и общество, и потому не было недостатка в новых более или менее грандиозных предложениях. В 1858 году появляется проект Софронова — вести железную дорогу из Саратова через Киргизские степи, на Семипалатинск, Минусинск, Селенгинск, на Амур и в Пекин. Против этого проекта тогда же в литературе появилось много возражений».

К обсуждениям мало-помалу подключилась и пресса, освобождавшаяся в ходе реформ Александра II от прежних цензурных ограничений. Печать включилась в прежде запрещенное ей обсуждение действий правительства во всех сферах, включая железнодорожную. Публицисты уделяли внимание и дорогам на юг, и трассе на восток.

Критическому разбору подвергался каждый из трех основных маршрутов пути в Сибирь, появившихся на протяжении 1860-х годов. Но чем дольше продолжалась и чем более ожесточенной становилась полемика между различными изданиями о Транссибирской магистрали, тем меньше рядовые читатели могли понять, о чем же, по сути, идет спор. Чем, например, прохождение будущей трассы по одной пустынной и малонаселенной местности отличается от другой. Или чем трудности дорогостоящего преодоления одних водных преград принципиально отличаются от других.

«Этой важной позиции Первопрестольная столица не хотела уступать, так как на ней основывалось в значительной степени и ее политическая роль»

Более искушенные люди понимали, что в России влиятельность того или иного издания определяется не тиражом, как в странах с конституционной монархией или с республиканским строем, а тем, есть ли у них тот главный читатель, который принимает все важнейшие решения в стране. И именно для того, чтобы повлиять на мнение самодержца, газеты, постоянно подчеркивая свою объективность, публиковали неизвестно откуда взявшиеся цифры, подкрепляющие отстаиваемую ими позицию, и выглядящие солидно мнения «сведущих о Сибири людей».

Но в чем же с помощью авторитетных изданий пытались убедить Александра II? Постепенно словесная пелена рассеивалась, и стало очевидным, что речь шла о том, пройдет ли трасса из Сибири к Москве или Санкт-Петербургу. Германский исследователь русских железных дорог Оскар Мертенс констатировал:

«Москва требовала для себя сохранения за нею ее исторического значения как складочного центра для азиатской торговли, которую Москва в течение столетий сосредоточивала в своих стенах, а затем направляла далее не только по России, но и по Европе. Этой важной позиции Первопрестольная столица не хотела уступать, так как на ней основывалась в значительной степени и ее политическая роль. Петербург же доказывал, что в том случае, если поток азиатских товаров будет направлен к нему, русская внешняя торговля займет на мировом рынке гораздо более влиятельное положение, как это непосредственно обуславливается связями большого портового города с иностранными государствами».

А поскольку император так и не принял окончательного решения, начатые деловыми и политическими кругами обеих столиц беспрецедентные для России пиар-кампании никто сворачивать не собирался. Мало того, появилась тенденция к их расширению с помощью как новых методов, так и новых фигурантов.

«Указывалось на предпочтительность проведения железной дороги вблизи исторически определившегося пути — Сибирскаго тракта от Нижнего Новгорода» (на фото как Китайский ряд на Нижегородской ярмарке)

«Образованы из особо избранных лиц»

В конце 1860-х годов волны ожесточенной полемики в печати заставили знатных жителей, предпринимателей, чиновников и деятелей местного самоуправления в губернских городах, особенно в лежащих на традиционном пути из восточной части страны в Москву, задуматься о своей судьбе. Ведь вопрос о том, пройдет или не пройдет через эти провинциальные центры железная дорога из Сибири, считался равнозначным тому, быть благополучному будущему в этих городах или не быть. И губернские деятели решили не ждать у моря погоды, а действовать.

«При существовании трех различных проектов, как свидетельствовала официальная история Транссиба, как у представителей местных земств и городских управлений, а также среди торговых классов неминуемо должно было развиться стремление воспользоваться выгодами ожидаемой постройки и вместе с тем предотвратить, по возможности, проведение линии по какому-либо из вариантов, слишком отдаленных от заинтересованных районов. В каждом из этих районов является тенденция выразить свои пожелания перед правительством с надлежащею их мотивировкою».

Так, торговавшие на Нижегородской ярмарке купцы в 1869 году подали министру финансов статс-секретарю М. Х. Рейтерну именовавшееся «адресом» прошение, в котором настаивали на проведении дороги через Нижний Новгород, утверждая, что в противном случае «исстари установившиеся русские торговые пути запустеют и внутренней торговле нанесен будет громадный ущерб».

Не сидели сложа руки и руководители местных самоуправлений:

«Городскими управлениями гор. Нижнего Новгорода, Казани, Костромы, Вятки и Перми, — говорилось в истории Транссиба, — были образованы из особо избранных лиц „комитеты по железнодорожному вопросу“, которыми поручалось подкрепить доводы в пользу проведения линии через город данными по топографии близлежащих районов и по статистике их производительности, а равно и сведениями о транзитной торговле с Сибирью».

«Были сделаны исследования части берегов p.p. Волги и Камы, с целью определения мест сооружения железнодорожных мостов через эти реки» (на фото — речной паром, 1870-е годы)

Помимо этого, в 1870 году губернскими и уездными земствами начали проводиться полевые изыскания, имевшие целью доказать, что только в этой местности может быть наивыгоднейшим образом проложена магистраль. А в Санкт-Петербург отправлялись депутации от земств, городских и деловых сообществ с полученными результатами.

Активизация на местном уровне, в особенности в Нижнем Новгороде, уже связанном железной дорогой с Москвой, вызвала неизбежную реакцию в петербургской печати, а она, в свою очередь, отповедь в московской. К дискуссии присоединились и губернские издания в заинтересованных регионах, а ее предмет, наконец-то, стал очевидным для читающей публики. Поэтому в пиар-кампаниях появилась новая тенденция: их вдохновители попытались воздействовать в полезном для себя направлении на настроения в обществе. Причем с использованием лиц и организаций, пользовавшихся уважением.

В том же 1870 году, например, в Санкт-Петербурге прошли заседания Общества содействия торговли и промышленности, а также Императорского русского географического общества, посвященные рассмотрению вопроса о направлении железной дороги из Сибири. И на заседания обеих организаций были приглашены предприниматели из Нижегородской губернии и тех регионов, которые были заинтересованы в проведении линии до Москвы. А во время прений и в том, и в другом обществе оказалось, что большинство выступающих поддерживало выбор именно этого маршрута.

«Изменять самопроизвольно и без нужды естественное направление сибирской торговли, — говорилось в докладе императору Александру II (на фото), — было бы едва ли удобно и выгодно для государственной казны»

К середине 1870-х сложились две группы противостоящих друг другу в вопросе сибирской дороги регионов. К московской примкнули дворянство, купечество и руководство всех уровней Казанской и Нижегородской губерний, а поддерживали эту группу генерал-губернаторы Западной Сибири. К петербургской группе — власти и земство Пермской, Вятской, Костромской и Вологодской губерний, а также ряда уездов и городов, включая Тобольск и Архангельск.

Но противостояние в традиционном русском стиле — стенка на стенку, без малейших признаков поиска компромиссного решения — не приближало, а только отдаляло принятие императором окончательного решения по маршруту железной дороги в Сибирь. Ведь, учитывая ожесточенность дискуссий и их обостренное восприятие немалой частью российского общества, монарх не мог просто встать на ту или другую сторону, не вызвав ненужного ему недовольства подданных.

Постепенно накал страстей начал угасать, и — рупор тех, кто боролся за проведение сибирской дороги в Первопрестольную, — московская газета «Русские Ведомости» в 1875 году писала:

«Представители промышленности и торговли московского района несколько равнодушно относятся к исходу дела о Сибирской дороге; по крайней мере в последнее время давно не слышно их голоса в этом вопросе. Между тем их участие было бы особенно у места в настоящий решительный момент».

Но отсутствие информации о действиях и отсутствие действий — две совершенно разные вещи.

«При рассмотрении представления Посьета (на фото) в Комитете министров произошло разногласие»

«Благодаря громадности предприятия»

В мае 1875 года министр путей сообщения вице-адмирал К. Н. Посьет представил Комитету министров для рассмотрения и одобрения разработанный план сооружения Сибирской магистрали. Согласно проекту, протяженность пути составляла 5650 верст, а затраты на его сооружение — 250 млн руб. И потому министр считал сооружение дороги через Сибирь делом «весьма отдаленного будущего, благодаря громадности предприятия как в техническом, так и финансовом отношении».

По сути, Комитету министров предлагалось решить тот самый наболевший вопрос о направлении дороги в европейской части России. И проект, представленный на рассмотрение, предусматривал направление дороги в Санкт-Петербург. Но при обсуждении оказалось, что помимо министра путей сообщения за этот вариант высказались лишь три члена Комитета министров. А 19 его членов и председатель этого органа — генерал от инфантерии П. Н. Игнатьев — поддержали южный, московский вариант.

При этом выступивший со своего рода контрдокладом председатель Департамента экономии Государственного совета действительный тайный советник А. А. Абаза подчеркивал, что при выборе северного, петербургского варианта в жертву будут принесены интересы центральных промышленных областей. И отказ от традиционного пути доставки сибирских товаров через Екатеринбург, Казань, Нижний Новгород в Москву вызовет потрясение всей внутренней торговли.

«В правительственных сферах по окончании войны начинают замечаться колебания в оценке необходимости сооружения линии» (на фото — встреча русских гвардейских войск у Московских ворот в Санкт-Петербурге после победы в Русско-турецкой войне, 1878 год)

Как московская группа получила столько сторонников в высшем совещательном органе страны, оставалось только гадать. Но Александр II решил все перепроверить и приказал рассмотреть принятое решение в своем присутствии на заседании Совета министров — органа, которым руководил сам монарх и который собирался только по его воле. И лишь после этого дополнительного обсуждения император 19 декабря 1875 года предписал исполнить решение Комитета министров.

Очень скоро начали появляться предложения частных предпринимателей о строительстве Сибирской дороги акционерными обществами, которые они обещали создать. Вот только сторонники московского направления магистрали радовались рано. Неурожай, падение цен на российские товары за границей и осложнение международной обстановки, грозившее России новой войной, привели к тому, что министр финансов М. Х Рейтерн предложил отказаться от финансирования строительства новых железнодорожных линий и от поддержки казной в любой форме вновь предлагаемых частных железнодорожных проектов. И 8 июня 1876 года эти меры одобрил Комитет министров, а 3 июля — император.

Русско-турецкая война 1877–1878 годов завершилась победой России, но из-за огромных затрат на военные действия состояние финансов страны в последующие годы оставляло желать много лучшего. Так что основное внимание в сибирских делах уделялось не магистрали, а улучшению судоходства по рекам и достройке начатых прежде железных дорог на Урале.

«Изыскания произвести безотлагательно», — повелел Александр III (на фото)

Определенные надежды на изменение отношения к сибирской дороге появились в 1881 году, после восшествия на престол Александра III. В следующем году император позволил министру путей сообщения вновь подать на рассмотрение Комитета министров проект транссибирской магистрали, который походил на компромисс: его конечной точкой называлась Самара. А после того как члены Комитета министров сочли проект недостаточно подготовленным из-за отсутствия подробных данных об условиях строительства дороги, самодержец повелел:

«Изыскания произвести безотлагательно и рассмотреть в Комитете министров для обсуждения направления Сибирской магистральной линии».

Внося 1 июня 1884 года результаты проделанной работы в Комитет министров и, видимо, пытаясь убедить его членов и тех, кто боролся за свои интересы в транссибирском проекте, адмирал Посьет писал:

«Разрешение вопроса о соединении паровым путем Европейской России с Сибирью не может быть подчинено условию удобства и дешевизны перевозки тех или других грузов или удовлетворения частных интересов той или другой местности, а должно согласоваться с общегосударственною пользою объединения Сибири с Европейской Россиею».

«Сибирь, — настаивала печать, — должна быть перерезана железными дорогами»

Новое направление магистрали вполне устроило петербургские и московские деловые круги, но вызвало недовольство у провинциальных участников двух еще недавно сплоченных групп, которые начали разваливаться. Вскоре началось строительство новых железнодорожных линий, которые считались подъездными путями к будущей основной сибирской магистрали. Но решение вопроса о ней самой опять стало тонуть в бесконечных обсуждениях в правительственных органах и разнообразных обществах и комитетах по городам и весям, которые сопровождались новым развертыванием информационного противоборства в печати.

Что бы ни говорили при этом и ни писали, истина заключалась в том, что для грандиозного проекта не было средств — 350–400 млн руб. по разным оценкам. Однако вся страна, и сибиряки в первую очередь, были уже измождены этими нескончаемыми спорами и ожиданием. И в разных частях страны появлялись предложения по выходу из этого тупика.

К примеру, «Сибирский Вестник» в 1889 году призывал правительство принять, наконец, решение о строительстве, перестав откладывать его из-за напряженности в международных делах и ожидания новой войны. Предлагалось сооружать дорогу максимально быстро, жертвуя «технической прочностью, капиталом, жизнью рабочих и интересами некоторых местностей Сибири, могущих в этих соображениях скорости быть обойденными железной дорогою». То есть, как принято у отдельных отечественных умельцев, «делать все как получится, потом как-нибудь исправим».

И этот голос издалека был услышан в Санкт-Петербурге. Однако далеко не сразу.

«Назначенный в 1887 г. министром финансов Вышнеградский не допускал вообще возможности каких-либо сверхсметных ассигнований»

«Черновик магистрали»

На начале строительства магистрали через Сибирь упорно настаивали адмирал Посьет и сибирские генерал-губернаторы. Но все их усилия не приводили ни к чему из-за позиции министра финансов тайного советника И. А. Вышнеградского, который, как отмечалось в истории Транссиба, «вообще неуклонно руководился стремлением по возможности менее обременять государственные ресурсы расходами на казенное железнодорожное строительство».

Причем никакие доводы на министра финансов не действовали, не давали никакого эффекта и любые попытки давления на него. Вышнеградский год за годом не вносил расходы на строительство Сибирской магистрали в государственную роспись, как именовался тогда бюджет. То, что считавшаяся самым западным участком Транссиба линия Самара-Златоуст продолжала строиться до Миаса, можно считать просто чудом.

Когда же в 1890 году министр финансов представил свой план строительства Сибирской магистрали с запада на восток так, чтобы построенные участки сразу же начинали работать и приносить деньги в казну, этот проект раскритиковали специалисты Министерства путей сообщения, найдя в нем массу недостатков.

«Повелев ныне, — писал Александр III цесаревичу Николаю Александровичу (на фото), — приступить к постройке сплошной через всю Сибирь железной дороги, имеющей соединить обильные дарами природы Сибирские области с сетью внутренних рельсовых сообщений, Я поручаю Вам объявить таковую волю Мою»

Дело сдвинули с мертвой точки сообщения о том, что европейские предприниматели ведут переговоры и изыскательские работы по строительству железных дорог на приграничной с Россией территории Китая в Приамурье. Это обеспокоило Александра III, и 17 марта 1891 года он поручил наследнику престола великому князю Николаю Александровичу заложить во Владивостоке первый камень «Уссурийского участка Великого Сибирского пути».

Следующим шагом стало назначение в феврале 1892 года министром путей сообщения действительного статского советника С. Ю. Витте, имевшего значительный опыт управления железными дорогами как в крупных частных железнодорожных компаниях, так и на общегосударственном уровне. Убежденный сторонник строительства Транссиба, он смог квалифицированно опровергнуть все доводы противников магистрали в Комитете министров и добиться принятия этим органом предложенных им решений по маршруту трассы.

30 августа 1892 года Александр III назначил Витте министром финансов, и меньше чем через месяц тот смог убедить императора, что сможет изыскать деньги на грандиозную стройку. Источником средств, пусть и не самым лучшим, стали купюры, отпечатанные во время Русско-турецкой войны 1877–1878 годов для поддержания денежного обращения. После улучшения финансовой ситуации в стране их изъяли из обращения и должны были уничтожить. Но Витте предложил использовать эти 92,7 млн руб. для развертывания работ на Транссибе.

«Я, — вспоминал С. Ю. Витте (на фото), — все время стремился скорее осуществить великий сибирский путь, согласно указанию, данному мне Императором»

Министры финансов в ту эпоху по праву считались самыми влиятельными людьми в правительстве, так что план использования неуничтоженных миллионов после неизбежных разногласий был утвержден и в Комитете министров, и монархом. Вслед за тем, 10 декабря 1892 года, император согласился на создание специального органа по руководству постройкой дороги — Комитета Сибирской железной дороги, в который включили ведущих министров, а 14 января 1893 года его возглавил наследник престола.

Ни для кого не было секретом, что при ограниченном финансировании придется следовать совету сибирской газеты и строить, по сути, «черновик магистрали». К примеру, сооружать железные мосты только там, где без этого невозможно обойтись по соображением безопасности. А в остальных местах обходиться временными деревянными, с заменой в будущем на постоянные металлические.

Возникла даже дискуссия о том, не стоит ли сделать Сибирскую дорогу для удешевления узкоколейной. Да и вообще все дороги за Уралом строить узкоколейными. При этом, правда, уменьшалась провозоспособность линий, но насыпи можно было сделать меньше и мосты обошлись бы намного дешевле. Вот только опыт эксплуатации узкоколейных дорог, которые строились в Европейской России, показывал, что узкоколейки большой протяженности — не самый лучший способ удешевления строительства железных дорог. Ведь расходы на станционные постройки оказывались ничуть не меньшими. Кроме того, зауральские дороги как бы отрезались от общероссийской сети. Поэтому начался поиск других способов удешевления строительства Транссиба.

«Возникла мысль о возможности, в виду малонаселенности Сибири, привлечь к работам по проведению там рельсового пути ссыльно-каторжных»

Одним из них стало использование труда каторжников, ссыльных и ссыльно-поселенцев, что значительно удешевляло работы. Император согласился предоставлять древесину бесплатно из государственных лесов и собственных владений царской семьи.

10 ноября 1893 года на заседании Комитета Сибирской железной дороги его председатель великий князь Николай Александрович указал, что нужно всемерно стремиться к тому, чтобы Транссибирская магистраль, «это великое народное дело», «была осуществлена русскими людьми и из русских материалов». Но при выполнении этого повеления сразу же возникло серьезное затруднение.

Отечественные заводы еще не умели делать рельсы стандартного для тех лет веса (24 фунта на погонный фут), выдерживающие сильные морозы долгое время. К тому же закупка тяжелых рельсов значительно увеличивала расходы. И, следуя принципу строительства черновика трассы, были заказаны легкие, 18 фунтовые рельсы.

Перед началом сооружения Сибирской дороги были утверждены и другие упрощенные только для ее строительства технические условия. Так, насыпи для путей стали уже обычных, допущены более крутые по сравнению с прежними подъемы и спуски. А постройки на станциях разрешалось делать уменьшенного размера и без фундаментов. Но и эти упрощения не стали окончательными. Министру путей сообщения в случае необходимости удешевить строительство разрешили вносить в технические условия дополнительные поправки.

Казалось бы, сделано все для того, чтобы сооружение магистрали было быстрым и не слишком отягощающим казну. Но жизнь всегда вносит в любые планы свои коррективы.

«Недостаток рабочих рук побудил строительное управление при производстве земляных работ выписать из Америки особые землекопные машины» (на фото — земляные работы машинами New-Era, 1892 год)

«При полном почти отсутствии»

Строительные работы на трассе от Челябинска до Оби, названной Западно-Сибирской линией, начались еще летом 1892 года, и, как считалось, ее сооружение будет проходить без особых проблем. Ведь рельеф местности благоприятствовал проведению железной дороги. Однако трудностей, как говорилось в истории Транссиба, оказалось куда больше, чем ожидалось:

«Сюда относилась прежде всего непродолжительность рабочего периода, составлявшая, при краткости лета, лишь 120 дней в году; вследствие этого многие работы, в особенности по искусственным сооружениям и постройке зданий, выполнялись зимой».

Но еще больше проблем возникло со всеми необходимыми материалами:

«Заготовка строительных материалов затруднялась полным отсутствием таковых вблизи линии, недостаточностью перевозочных средств и бездорожьем; для преодоления этих препятствий оказалось необходимым произвести дополнительные затраты на обзаведение обозами, лошадьми, пароходами и баржами, а также на устройство дорог, временных мостов, помещений для рабочих, кирпичных, известковых и лесопильных заводов».

Привозить пришлось абсолютно все. Так, камень для опор моста через Иртыш доставляли из карьеров, находившихся выше моста по реке в 900 верстах. Лес везли из Уфы. Затруднения возникли даже с водой, поскольку вода в местных озерах оказалась горько-соленой.

Не удалось и вести строительство руками только русских рабочих, даже после привлечения каторжных и ссыльных:

«Недостаток рабочих рук побудил строительное управление при производстве земляных работ выписать из Америки особые землекопные машины, пользование которыми значительно ускорило и удешевило земляные работы».

«Линия Западно-Сибирской железной дороги на всем своем протяжении придерживается параллели 55° сев. широты и уклоняется от прямолинейного направления лишь для обхода водовместилищ и оврагов и для подхода к городам»

Не меньше было трудностей и на Средне-Сибирской линии — от Оби до Иркутска, трасса которой местами проходила в сплошной тайге, «непроходимой на громадном пространстве, за исключением редких охотничьих троп, и состоящей из густого, смешанного леса с болотистым верхним слоем почвы». Сложностей добавляло обилие рек и гористых участков, а также «нередко до июля наблюдалась мерзлота грунта, которая вызывала значительное уменьшение производительности земляных работ и осложнение вопросов о заложении оснований искусственных сооружений».

Доставка всего необходимого на эту линию оказалась еще более затруднительной, чем на Западно-Сибирскую:

«Что касается материалов фабрично-заводской промышленности, то, при полном почти отсутствии последней в крае, все потребные для работ предметы, начиная с гвоздей и сортового железа, приходилось заблаговременно изготовлять в промышленных районах Европейской России и доставлять значительную часть их кружным путем, через Тюмень, водою в главные склады, расположенные в местах пересечения железной дорогой рек Оби, Томи, Чулыма и Енисея».

«Трудность постройки Кругобайкальской железной дороги увеличивается тем, что работы должны производиться почти в неприступной местности»

Из-за трудностей доставки всего и вся и нехватки, как и везде, рабочих рук местные предприниматели крайне неохотно брались за выполнение подрядных работ для строительства магистрали. Еще одной проблемой оказался катастрофический рост цен на продовольствие в местах проведения железной дороги. Цена доставляемой поставщиками ржаной муки, например, с 1894 по 1898 годы выросла с 26 коп. до 1,15 руб. за пуд.

Однако все эти проблемы были мелочью по сравнению с препятствием, возникшим на дальнейшем маршруте Транссиба. Называлось оно озеро Байкал. Планом сооружения Сибирской дороги предусматривалось сооружение обхода озера с юга. Но осуществить его на деле в сжатые сроки, отведенные для строительства, оказалось невозможно:

«Трудность постройки Кругобайкальской железной дороги увеличивается тем, что работы должны производиться почти в неприступной местности, по обрывам, нависшим над глубокими водами озера Байкал, при суровом климате и при возможности сообщения по озеру исключительно в тихую погоду… Особенностью Кругобайкалъской линии в сравнении со всеми другими участками Сибирской магистрали является устройство 33 тоннелей».

«Для руководства сборкой частей ледокола на берегу Байкала (близ сел. Лиственичного), происходившей при участии приглашенных с завода Армстронг техников-специалистов, была учреждена особая администрация»

Проблему решили, воспользовавшись американским опытом, где на Великих озерах поезда между двумя станциями на берегах перевозили на пароме-ледоколе. В 1895 году были проведены переговоры с судостроительными компаниями, и заказ на паром-ледокол для Байкала был дан английской фирме «Армстронг».

«По окончании работ на заводе части корпуса парома-ледокола были в разобранном виде доставлены из Англии в С.-Петербург в июне 1896 г., а части машин и механизмов были привезены в Ревель в декабре того же года. По прибытии в Россию все перечисленные части парома-ледокола были перевезены по железной дороге до г. Красноярска, а отсюда в 1897—1898 гг. г. доставлены на Байкал частью по p. p. Енисею и Ангаре на казенных пароходах, частью же гужом, и по доведении рельсового пути до Иркутска — по железной дороге. Для руководства сборкой частей ледокола на берегу Байкала (близ сел. Лиственичного), происходившей при участии приглашенных с завода Армстронг техников-специалистов, была учреждена особая администрация».

Вслед за первым паромом-ледоколом был куплен и собран тем же способом пароход «с ледокольными свойствами» для перевозки пассажиров и подстраховки парома на случай непредвиденных обстоятельств.

«Упрощенные технические условия были приняты для Уссурийской линии (на фото)»

Тяжелые условия строительства были и на Забайкальской, на Уссурийской линиях. Правительство настаивало, чтобы строительство Транссибирской магистрали, пусть и не в полном объеме, вчерне, было завершено в 1898 году. Спешка объяснялась достаточно просто. На строящейся линии появлялись иностранцы, среди которых были японцы, работавшие на разведывательные службы. Они сообщали своему руководству, что проведение Транссиба позволит России закрепиться на Дальнем Востоке и потому следует начать войну с Россией до завершения строительства Сибирской магистрали, по которой будут перебрасываться войска из европейской части страны.

Усиленная подготовка японской армии к войне ни для кого в мире не была особым секретом, и на кого бы ни собиралась напасть Япония в первую очередь — на Россию или Китай, со строительством магистрали следовало поторопиться.

«Обеспечена возможность сплошного парового сообщения» (на фото — прибытие первого поезда в Иркутск, 1898 год)

«Возможность сплошного парового сообщения»

К лету 1899 года непостроенными оставалась Кругобайкальская дорога и участок магистрали от Сретенска до Хабаровска на Уссурийской линии, поскольку условия проведения дороги по берегу Амура сочли мало отличающимися от берега Байкала. За Кругобайкальскую линию взялись в том же году, а вместо дороги по Амуру в 1897 году решили строить к Владивостоку железную дорогу по китайской территории, заключив договор с правительством Китая.

Уже в 1900 году начались поездки из Европы во Владивосток, о которых в описании магистрали, подготовленном Департаментом торговли и мануфактур Министерства финансов, говорилось:

«С открытием навигации 1900 г. обеспечена возможность сплошного парового сообщения между Европейскою железнодорожного сетью и г. Владивостоком частью по железной дороге, частью на пароходе, по следующему маршруту: от Челябинска до г. Сретенска по железной дороге (4143 вер.), с переездом через о. Байкал (60 вер.) на особом пароходе-ледоколе, приспособленном для перевозки целого железнодорожного поезда, от Сретенска до Хабаровска на пароходе, но p. p. Шилке и Амуру (2164 вер.) и, наконец, от Хабаровска и до Владивостока снова по железной дороге (718 вер.). Такая поездка потребует в общем около 2,5 недель».

«Из любого города Германии можно будет проехать до Тихого Океана, не выходя из вагона, вдвое скорее и втрое дешевле, нежели прежним морским путем кругом Индии»

Пассажирам предлагали максимум комфорта:

«Для облегчения путешествия по Сибирской железной дороге устроены особые курьерские поезда, находящиеся в движении между Москвою и Иркутском и отправляемые раз в неделю. Поезда эти имеют спальные вагоны, ресторан, библиотеку, ванну, гимнастику и по тем удобствам, которые доставляют пассажирами, превосходят лучшие экспрессы Европы».

Привлечь состоятельных господ должна была и скорость доставки из Европы на Дальний Восток:

«Для сообщения между Парижем или Лондоном и Владивостоком через Сибирь требуется ныне около 3,5 недель вместо 6 недель, необходимых для проезда на Дальний Восток кружным морским путем через Суэц. Отсюда можно видеть, насколько уже в настоящее время ускоряются сношения Европы со странами Азиатского Востока благодаря Сибирской железной дороге».

Департамент торговли и мануфактур не забыл включить в свою рекламу и описание преимуществ Транссиба для перевозки грузов, которые возрастут после того, как будут пущены в строй Кругобайкальская и Китайско-Восточная железные дороги.

«Постройка Сибирской железной дороги обеспечит за Россией экономическое господство на Дальнем Востоке» (на фото — бухта Золотой Рог во Владивостоке, 1899 год)

Но в 1904 году началась Русско-японская война, и стали видны не только достоинства Транссиба, но и его недостатки из-за выбранного для сокращения затрат ускоренно-облегченного способа строительства. Недруги России не скрывали своего злорадства:

«Самым роковым из этих сокращений расходов, — писал Оскар Мертенс, — был выбор рельса весом в 18 фунтов на погонный фут. Того экзамена на провозоспособность, которому подверглась Сибирская дорога во время японской войны, она совершенно не выдержала в отношении профиля рельса. То же произошло и с остальным оборудованием дороги. Станционные сооружения были сокращены до крайности, и не только здания, но и станционные пути, так что почти была исключена возможность расширения их при росте движения. Также губительны оказались громадные перегоны между станциями, так как дорога была построена в одну колею, и это тяжело отражалось на ее пропускной способности».

Отечественные специалисты оправдывались, говорили и писали о тяжелых природных условиях, из-за которых пришлось раньше срока менять сильно изношенные рельсы. Но ответить на большинство колкостей было трудновато. Дорога строилась с расчетом на последующее усовершенствование, и отрицать это было бессмысленным.

Позднее оказалось, что Китайско-Восточная железная дорога вместо экономии приносит казне грандиозные ежегодные убытки, а помимо них еще и массу политических проблем в отношениях с Китаем и Японией. Так что пришлось наверстывать упущенное и строить дорогу к Хабаровску по своей территории. Транссиб с этим участком был завершен 5 октября 1916 года. С момента появления первых предложений о железной дороге через Сибирь прошло без малого шестьдесят лет.

Евгений Жирнов