Пункт прибытия и отправления

Из самого-самого раннего детства в моей памяти отпечаталась иллюстрация к статье в каком-то популярном журнале вроде «Вокруг света» или «Знание — сила». Охваченные паникой старомодные дамы и господа разбегались на рисунке в разные стороны, опрокидывая столики и стулья, теряя котелки, зонтики, шляпки и трости. А на них со стены кафе, превращенной в киноэкран, мчался поезд.

Речь в статье шла, конечно, о «Прибытии поезда».

Увы, в реальности все обстояло совсем не так эффектно. Просто потому, что люмьеровское «Прибытие поезда» к моменту парижского показа еще не было снято. Впервые зрители увидят его в Лионе в январе следующего, 1896, года. А посетители «Гран кафе» лишь отодвинулись чуть подальше от экрана, когда на стене вдруг ожили и задвигались омнибусы и прохожие на парижской улице.

Эффект зрительской паники, наверное, все же кое-где имел место. Так, отец не только социалистического реализма, но и русской кинокритики Алексей Пешков, будущий Максим Горький, а тогда еще репортер M.Pacatus, делился с читателями «Нижегородского листка» эмоциями, испытанными на кинопоказе на Нижегородской ярмарке 1896 года.

«И вдруг что-то щелкает, все исчезает, и на экране является поезд железной дороги. Он мчится стрелой прямо на вас — берегитесь! Кажется, что вот-вот он ринется во тьму, в которой вы сидите, и превратит вас в рваный мешок кожи, полный измятого мяса и раздробленных костей, и разрушит, превратит в обломки и в пыль этот зал и это здание, где так много вина, женщин, музыки и порока».

Между тем рождение и кино как такового, и отдельных его жанров, и судьба его пионеров почти мистическим образом связаны с железнодорожным транспортом. Кино действительно родилось если не на вокзале, то на железнодорожных путях. Точнее говоря, на рельсах, которыми конкурирующие компании «Юньон пасифик» и «Сентрал пасифик» связали атлантическое и тихоокеанское побережье США. Строительство 1862–1869 годов, ведшееся наперегонки с двух концов континента, стало величайшим приключением в истории американского бизнеса. Этим событиям посвящен не один вестерн, включая эпос «Юньон пасифик» (1939) короля блокбастеров Сесиля Блаунта де Милля.

Но началось все задолго до вестернов. Лилэнд Стэнфорд, глава «Сентрал пасифик» и губернатор Калифорнии, хотя и погонял стада «стальных коней», как звали тогда паровозы, был одержим страстью к лошадям. Вокруг него сложился круг таких же, как он, супербогачей-лошадников. В то время в кругу людей, увлекавшихся скачками, очень остро стоял вопрос о точном положении ног лошади при различных аллюрах. Споры достигли такого накала, что в 1872 году Стэнфорд заключил с друзьями колоссальное по тем временам пари на $25 тыс.

Спорщики обратились за помощью к лучшему фотографу Сан-Франциско Эдварду Мэйбриджу. Тот выписал из Франции партию новейших объективов и расставил их вдоль беговой дорожки в Пало-Альто. В итоге родились первые движущиеся картинки — фазированные съемки скачек, которые имеют полное право считаться первыми фильмами в истории. И все это благодаря капризу железнодорожного магната.

С железной дорогой странным образом связана судьба еще одного первооткрывателя кинематографа Луи-Эме-Огюстена Лепренса, в ноябре 1889 года запатентовавшего съемочный аппарат с одним объективом, что было решающим шагом в развитии кинотехники. В 1890-м он собрался в Америку эксплуатировать там свой патент, но прежде должен был совершить поездку по Франции. 16 сентября он сел в экспресс на Париж. Друзья ждали его на Лионском вокзале столицы, но не дождались: Лепренс из вагона не вышел. Тайна его исчезновения до сих пор не разгадана, конспирологи подозревают, что его убили агенты то ли Эдисона, то ли Люмьеров. Так или иначе, следователи конфисковали всю аппаратуру Лепренса, и из истории кино он надолго исчез.

Сами Люмьеры относились к своему детищу как к доходному, но недолговечному ярмарочному аттракциону, «изобретению без будущего». Уже в 1897 году кинорынок поразил первый «кризис воображения», сродни тому, что переживает сейчас мировая киноиндустрия. Многочисленные последователи Люмьеров просто не могли представить, что можно запечатлеть на пленку помимо каталога сюжетов, предложенных братьями. С удручающим однообразием зрителям во всех концах мира предлагались сцены кормления младенцев, уличные панорамы — и конечно, бесчисленные «прибытия поездов».

Одним из таких последователей был Жорж Мельес. За один только 1896 год он снял «Прибытие поезда на вокзал Жуэнвиля», «Прибытие поезда на вокзал Венсена» и «Вокзал Сен-Лазар». До бесконечности это продолжаться не могло, но ему, как говорится, помог случай. Во время очередной съемки очередной уличной панорамы Парижа в аппарате Мельеса заело пленку. Проявив ее, он с восторженным ужасом увидел, как омнибус превратился в катафалк. Так родился кинематограф спецэффектов, так кино превратилось из фиксации реальности в фабрику грез, так Мельес почувствовал себя истинным волшебником, магом движущихся картинок.

За десять следующих лет он снял сотни «феерий», едва ли не самая замечательная из которых «Путешествие через невозможное» (1904): эксцентрическая группа ученых чудаков решила отправиться на Солнце на причудливом «автомобулосе», а когда выяснилось, что он непригоден, поездка сорвалась. Сначала «автомобулос» въехал в отель и передавил людей за табльдотом: «Не беспокойтесь, мы только проездом!» Потом вообще рухнул в пропасть на глубину 2,5 тыс. метров, и героям пришлось провести пару месяцев в больнице.

На чем же отправиться к Солнцу? Да, вы угадали: конечно же, на поезде. Очаровательно-кукольный экспресс, использовав как трамплин вершину горы Юнгфрау, пролетел сквозь облака и «влетел прямо в рот Солнцу». Разве можно представить себе лучшую рекламу железных дорог?

Опять-таки судьба самого Мельеса причудливо связана с вокзалами. В 1925 году, разорившись, он оказался со своей подругой Жанной д’Алси скромным продавцом игрушек и сластей на парижском вокзале Монпарнас, где его и обнаружили первые историки кино, заинтригованные судьбой великого волшебника. Этому периоду жизни Мельеса посвящен фильм «Хранитель времени» (2011) Мартина Скорсезе.

Кстати, о кинорекламе. Она тоже родилась исключительно благодаря развитию железнодорожного сообщения. В начале ХХ века пассажиров крайне раздражала угольная пыль, пятнавшая их одежды. Компании соревновались друг с другом: от чьего угля меньше пыли. Одна из них наняла режиссера Эдвина Стентона Портера для съемок первого в мире рекламного ролика «Дорога антрацита» (1903).

Его героиня, изысканная — вся в белом — дама садилась в экспресс Делавэр-Лакаванна. И сходила на станции назначения, ничем не запятнанная. «Моя одежда остается белой // С утра до вечера // На дороге антрацита»,- гласил финальный, рифмованный титр.

Благодаря железным дорогам родилась не только кинореклама, но и жанр вестерна. Отцом его был все тот же Портер. И если о шокирующем воздействии люмьеровского «Прибытия поезда» на зрителей можно спорить, то финальный план «Большого ограбления поезда» (1903) бесспорно ужасал публику. Главарь банды целился с экрана прямо в зал и шесть раз спускал курок.

В общем, не страшно, что паника парижан при виде надвигающегося на них экспресса — лишь красивая легенда. Словосочетание «прибытие поезда» стало своего рода метафорой рождения искусства и индустрии кино как такового. А зрительская паника — прекрасным, ярким образом наступления не просто эры кино, но самого ХХ века. Века невообразимого, ужасного и прекрасного технологического прогресса, действительно стремительно надвигавшегося на человечество, как поезд.

Михаил Трофименков